Связанный объект: Чапаевский завод химических удобрений

Технологии, применявшиеся в 20-30-е гг. в производстве иприта и люизита и снаряжении их в боеприпасы, были предельно "простыми". Такими они оставались до самой войны.
Первый пуск.
Из протокола заседания в Москве (май 1930 г.):
“Я.Фишман (Вохиму). Завод, который существует уже больше 6 лет с вложением свыше 6 млн. рублей, которому оказывали всякую техническую помощь - и чужую, и вредительскую... Все-таки на одно вредительство сваливать нельзя, а головотяпство там было.большое. Поехали туда, пустили установку, ничего не получается. Это срывает всю нашу мобилизационную подготовку.

В.Десслер (Всехимпром). За последнее время обнаружились следы вредительства, находили металлические пробки в аппаратуре...Там неудачный пуск... Поставлен был рабочий, который не сделал того, что нужно было сделать. Может быть это опять-таки вредительство, а может быть тут был несчастный случай. Во всяком случае дефекты эти будут исправлены в ближайшем будущем и работа пойдет своим чередом. Готовность установки имеется на 4 тыс.т”.Из воспоминаний Н.Ломакиной:
“Мы, студенты химико-технологического техникума, еще в 1930 г. пришли на практику. На нашу долю выпало делать первые шаги по производству иприта. Когда вернулись на занятия, у многих ребят появились специфический кашель, слепота, одышка. Некоторые бросили учиться. Я же по окончании учебного заведения возвратилась на иприт. Уже тогда содержание его паров в рабочих помещениях при исправном оборудовании в десятки раз превышало допустимые нормы”
Изменений в смысле гуманизации производства стойких ОВ по существу не произошло. Проверки технического состояния завода N 102, выполненные в предвоенный год, выявили практическую непригодность спеццехов к работе. Из-за нарушений технологического режима происходили многочисленные аварии. Цеха находились в состоянии перманентной реконструкции, оборудование требовало капитального ремонта.
Во время войны, потребовавшей резкой интенсификации работы, технологическое оборудование не обеспечивало ни эффективности, ни экологической безопасности.
Сбои и остановки производства происходили по самым различным причинам. Осенью 1941 г. производство иприта застопорилось, например, из-за отсутствия контрольно-измерительных приборов для учета количества поступающего в реакторы этилена и отходящих из них газов. Контроль уровня иприта в аппаратах был "несовершенен", его измеряли на щуп и на глаз. Случались остановки из-за необходимости очистки реакторов, производивших иприт, люизит и хлористый мышьяк, от осадков. Делалось это вручную, осадки и брак отвозились на "литерную" свалку, давно забытую101,107.
Из воспоминаний В.А.Сиволодского:
"22 июня 1941 г. я получил приказ - на иприт. Мы выходили на смену в специальной одежде, в резиновых сапогах и перчатках, в противогазах. Работать в зараженной атмосфере по нескольку часов - это искусство. Несмотря на все предосторожности первое поражение, пусть и легкое, получил уже через месяц, в июле. Месяц сидел на больничном, а потом вновь вернулся на иприт. Ремонт производился тут же в цехе. Змеевик вырывали с помощью троса, привязанного к трактору. При такой "технологии" сильно повышалась загазованность. Предельно допустимые концентрации паров иприта превышались в помещениях в 200-400-500 раз. Если твой товарищ пострадал и не мог тебя сменить, приходилось выстаивать и две смены".
В цехе N 4 из-за негерметичности оборудования и загазованности шли непрерывные ремонты. Однако противогазовую коробку марки "А", которая надежно защищала органы дыхания от тяжелых органических соединений, в том числе от иприта и люизита, не завезли. Была лишь коробка для защиты от нестойких ОВ.
Из воспоминаний Н.М.Годжелло:
"В отделении наливки примитивный наливной станок карусельного типа не мог обеспечить ни герметичности процесса, ни точности наливки. И уровень жидкости в корпусе снаряда измерялся погружением в наливное очко "мерного уголка", одна из сторон которого погружалась в раствор кашицы хлорки, а потом внутрь снаряда и на поверхности уголка появлялся след уровня. Если он совпадал с заданным уровнем, корпус направлялся на следующую позицию - вставку и закупорку пробки. Если нет, то корпус переносился вручную в гнездо для исправления брака. И там, из чайника (из простого чайника!), на глазок иприт доливался или наоборот через край снаряда отливался в чайник. И так до тех пор, пока не достигался нужный уровень. Попытка заменить чайник хотя бы мерным цилиндром в металлической обечайке была отвергнута начальником цеха как "детские забавы". Пролив продукта при этой операции был неизбежен и заметно повышал концентрацию паров, сорбируемых защитной одеждой аппаратчиков. Каждый час аппаратчики выходили из кабин наливки в коридор, для пятиминутного отдыха, снимали противогазы и травились парами продукта, испарявшимися с одежды, заодно заражая и коридор, двери из которого выходили в так называемое чистое помещение - отделение очистки и окраски заполненных корпусов изделий".Неизменно катастрофическое положение дел легко видеть из содержания многочисленных приказов, издававшихся на основании проверок завода.
В мае 1942 г. было в очередной раз констатировано нарушение технологических режимов, правил технической эксплоатации оборудования. Состояние оборудования, коммуникаций и вентиляции в цехах N 4 (иприт) и N 26 (хлористый мышьяк) было признано совершенно неудовлетворительным. Вентиляционные системы, как оказалось, или неисправны или бездействуют, их проверка и регулирование не производятся. В цехе N 5 (заливка иприта, люизита и их смесей по боеприпасам) выявилась неразбериха в движении продукции, из-за чего на склад готовой продукции попадали ящики с пустыми корпусами, а на раскупорку пустных корпусов попадали ящики с заполненными корпусами мин и снарядов. Выявилась массовая течь снарядов.
Из дневника М.А.Беденчук (Ушениной)
"8 марта 1942 г. женский день, а 9 марта пошла на работу
в 5-й цех, 3-й корпус. Работу нам дали незавидную, на
мужичью смену. Работала я недолго.
22 марта я поразила руки и начала бюллетенить.
Продолжалась моя болезнь 22 дня ".
Многое контролеры увидели и в санитарном состоянии цехов и территории завода. В цехе N 4 - грязь и несмытые остатки продуктов дегазации, кабины оказались загроможденными демонтированным оборудованием, которое здесь же дегазировалось. Станция очистки сточных вод в течение двух месяцев не работала. Абгазы выбрасывались непосредственно в атмосферу возле цеха. В цехе N 5 концентрация ОВ в кабинах оказалась чрезвычайно высокой из-за негерметичности аппаратуры и коммуникаций. Станция очистки сточных вод не работала и сточные воды спускались в канализацию без очистки. В цехе N 7 (люизит) одевание чистой спецодежды и раздевание зараженной происходило в одном и том же помещении. В цехе N 26 слой пыли белого мышьяка покрывал аппаратуру, шкафы и стены производственных помещений, пыль белого мышьяка проникала в коридоры и раздевалки. В течение двух месяцев сточные воды спускались в канализацию без очистки.
Из воспоминаний З.П.Кончиковой:
"С 1 апреля 1942 г. послали в 5-й цех, сначала на зачистку снарядов, а потом на наливку весовщиком-журналистом. Мне было 17 лет, и меня не имели права ставить на эту операцию, а когда я сказала об этом мастеру, он мне ответил, что если еще раз скажу, меня будет судить военный трибунал. Мне надо было взвешивать и записывать в журнал во всей резиновой спецодежде и в противогазе. Взвешивала я снаряды, залитые ипритом, от них шел как бы дым. Недовес я ставила влево, перевес вправо, а нормальный вес записывала в журнал и по конвейеру отправляла дальше. Приходилось работать и по 2 смены, если твоя смена вышла из строя, а это очень часто случалось. Падала молодежь от иприта, как мухи. Лично меня дважды вывозили, а потом я опять становилась в строй. А на третий раз, в тяжелом состоянии по акту отравления меня вывели из 5-го цеха. Я чудом осталась живая, и всю свою жизнь хриплю и харкаю с кровью. Проработала я в наливке всего 4 месяца".В конце 1942 г. директору завода в очередной раз предписывалосьзапретить открытый способ исправления брака цеха N 5 (иприт и люизит в те годы разливали по боеприпасам только открытым способом под небольшим давлением, а доливали с помощью кружек, банок и чайников), оборудовать установку для полной очистки отходящих газов цеха N 5 и второй фазы цеха N 4.
В феврале 1943 г. констатировалось, что в цехе N 4 из-за наличия в атмосфере значительной концентрации иприта создались невыносимые условия труда, что привело к отравлению большого количества рабочих и выходу их из строя.
Из воспоминаний Ф.Гинатулиной:
"Несчастный случай со мной произошел в 1943 г. в возрасте 22 лет. Я работала аппаратчиком кабины налива мин и снарядов ипритом, люизитом и их смесью в корпусе N 55. Наливной аппарат был низкий, а мину поставили неправильно и она не подходила к аппарату. Странно другое: мина оказалась налитой наполовину ипритом, а должна быть пустой. Я попыталась ее вытащить из транспортного гнезда и вставить правильно. Когда, наконец, я с силой ее выдернула, то продукт, оказавшийся в ней, выплеснулся мне на голову, шею и грудь. Я была в противогазе и резиновом комбинезоне. Мастер немедленно водой из шланга смыл продукт с резинового комбинезона и отправил в санпропускник. Дежурный врач отправила меня с стационар на лечение. В стационаре я пролежала 10 дней. За эти дни много умирало рабочих спеццехов NN 4,5 и 7. Ежедневно умирало по 5 и более человек".К маю 1943 г. положение ухудшилось. Очередная комиссия вновь констатировала запущенность оборудования: негерметичность аппаратуры и коммуникаций, неудовлетворительную работу вентиляционных установок, подтекание "продукта". Исправление брака по весу (недолив или перелив "продукта" в химические боеприпасы) по-прежнему производилось ручным способом при помощи кружек и чайников, налитые боеприпасы на последующих операциях давали течи. В очередной раз отмечалось полное пренебрежение правилами техники безопасности: душевые по нескольку дней не работали и люди уходили с работы в зараженном состоянии, резиновые сапоги без дегазации передавались рабочими из смены в смену, санпропускник для снаряжательных цехов работал очень плохо, мылом рабочие обеспечивались несвоевременно, часто они переводились на вредные работы без предварительных медосмотров. Оба вывода были для комиссии очевидными. Первый: цеха NN 4,52,53,54 и 55 работают крайне неудовлетворительно. Второй: большое количество кадровых рабочих и ИТР специальных и снаряжательных цехов непригодны для работы в этих наиболее важных цехах.
Из воспоминаний М.А.Плотущихиной (5-й цех):
“Условия работы в корпусах не отвечали элементарным требованиям безопасности труда. Существующая поточная система была далеко не совершенна: отсутствовала последовательность технологических операций, что приводило к излишним перевалам готовой продукции, цех был захламлен пустой тарой и объектами готовой продукции. Создавалась загазованность рабочих помещений”.
В июне 1943 г. проверка отмечала, что в 1943 г. из-за нарушения элементарных правил техники безопасности произошло много несчастных случаев со смертельным исходом. Так, 7 мая 1943 г. получил смертельное поражение и умер 8 мая в больнице рабочий Н.Г.Голобоблев, который был направлен на работу по очистке зараженной канализации без определения наличия в ней "продукта" и без принятия мер защиты.
Из дневника М.А.Беденчук (Ушениной)
19 июня 1943 г. Нас, весь взвод, переводят в 5-й цех. Эта новость огорчила всех.
21 июня. Все девчата стали оформляться в цех.
26 июня 1943 г. Я работала уже в 5-м цехе на наливке. Лицо мое стало запекаться.
4 июля 1943 г. Я как назло поразила себе руку, бок и живот и легла в больницу. Там я пролежала месяц".
В январе 1944 г. проверка отмечала несвоевременную госпитализацию рабочих, имевших тяжелые профзаболевания.
Из документа 1944 г.:
“На заводе N 102 при вспышке гриппа зарегистрировано несколько смертельных случаев. При вскрытии обнаружены глубокие поражения от воздействия ядовитых веществ”.В марте 1945 г. в очередном приказе отмечалось, что выделение нового контингента рабочих для замены людей, вышедших из строя, должно было побудить руководителей завода N 102 на безусловное выполнение намеченных мероприятий по кардинальному оздоровлению условий труда работающих. Этого не произошло. Камеры для проверки герметичности боеприпасов при повышенных температурах в цехе N 5, как оказалось, по-прежнему не были организованы, не было обеспечено изолирование фаз очистки боеприпасов от общего помещения цеха и т.д. Было вновь предписано привести санпропускники в спеццехах в состояние, удовлетворяющее условиям работы со стойкими ОВ.
Привести не успели - кончилась война.
За годы войны с завода сбежало: в 1942 г. - 308 человек, в 1943 г. - 432, в 1944 г. - 195, в 1945 г. - 49.
Несчастные случаи: в 1940 г. - 105, в 1941 г. - 280 с потерей трудоспособности, некоторые из них закончились смертью.
Профзаболеваемость: в 1940 г. - 5 случаев, в 1941 г. - 177. За 9 месяцев 1942 года на заводе было зарегистрировано, по заниженным данным, множество профессиональных отравлений: в I кв.- 323, во II кв.- 400, в III кв.- 412.
На 1.10.47 г. на заводе числилось 389 профинвалидов (из них 324 инвалида 2 группы) и 388 профбольных. На 1.3.1949 г. число профинвалидов возросло до 454, число профбольных - до 451. Большая часть этих людей по-прежнему жила большими семьями в бараках в поселках, прилегавших к заводу. Эти данные не полны, так как многие работники уехали после войны в другие регионы.
Важно иметь в виду, что квалификация людей профбольными и профинвалидами появлялась лишь в результате их обращения. Профилактическая работа практически не проводилась. МСЧ завода работала неудовлетворительно.
Поражения и отравления в спеццехах происходили из-за полного отсутствия на заводе уборки и плановой профдегазации рабочих помещений, аппаратуры, а также территории вокруг цехов.
В целом при производстве иприта в годы второй мировой войны пострадали тысячи людей. Десятки рабочих погибли на рабочем месте, сотни - уже после того, как они становились профессиональными инвалидами (иприт - ОВ с отсроченной гибелью пострадавших).
Основная масса участников этого производства погибла в первые послевоенные годы, когда государство о них начало забывать. Свидетельством тому служит городское кладбище Чапаевска - "города смерти".