Я сидел за электрическим шкафом в перегоне, разглядывал свои грязные ботинки и думал о недавнем разговоре с Лёней. Этот мудак, облаченный в сутану, окончательно засрал мне мозг своими проблемами доктринального анализа и сутью синкретический теории христианства. Так как в религиозные распри стараюсь не вступать, в крайне грубой форме объяснил ему, что секуляризованный мир мне гораздо ближе и что его транссубстанциональный переход к синхротичности меня волнует не более, чем восточный панмонголизм, а за навязчивость такую надо в Освенцим посылать.

Так он и остался в сбойке с открытым ртом и большими искренними глазами с застывшей гримасой непонимания. Сейчас мне стало его жаль. Не сильно, конечно, но все же. Плюс у него осталась бутылка ликера. Ее, пожалуй, жаль было даже сильнее, чем Лёню. Да и назад идти было лень, несмотря на увеличившиеся интервалы.

Настроение было безвозвратно испорчено, на объект идти уже не хотелось, поэтому я сидел, разглядывал ботинки и думал. Или думал, что думал. На деле же, ни хрена не думал, просто втыкал на ботинки. А ботинки втыкали в темноту, темнота в вязкую пустоту, которая трансформировалась в свободу, плавно перетекающую в политический плюрализм, от которого хотелось укрыться в однопартийном раю сбойки. Ведь однопартийность сбойки предполагала наличие ликёра в лёниной руке и приятную сенсорную депривацию.

Мысли волнообразно гуляли по внезапно освободившейся голове, раскачиваясь в такт шнуркам, вызывающе свисающих чуть ниже положенного, раскачивались, причем, убаюкивающе… Влево-вправо, влево-вправо… Маятник. Маятник. Маятник. Проваливаясь в сон, я думал о ней. Снова. Она иногда покидает меня днем, но всегда приходит к ночи ближе и подсаживается в мозг, жадными глотками выпивая наспех выстроенную защиту. Комок подкатил к горлу и пульсация раскачивающихся шнурков начала ощущаться каждой клеточкой тела. Забери меня с собой…. Шнурок. Незыблемость этой хитро сплетенной веревочки, дрожащей от потока вдуваемого воздуха, поражала простотой и неизменностью происходящего, лишь влево-вправо. Я мало сплю, потому что боюсь. Боюсь просыпаться. Чем дольше сон, тем ярче и реалистичнее образ и каждое пробуждение несет удар. Я не могу свыкнуться с тем, что ее больше нет рядом. Но это все лирические отступления. Итак, к теме.

Читать дальше

Вы верите в любовь? Такую чистую, светлую, от которой теряешь память, ощущение времени и положения в пространстве. Когда живешь ради встречи и можешь полностью раствориться в объятиях, сгорая от страсти и трепета, прижимаясь к любимому телу. Когда обжигает дыхание рядом с шеей, когда губы, впиваясь в жадном поцелуе, не чувствуют проступившей капельки крови сквозь трещинку. Когда ты дышишь ради этого человека и образ стоит перед глазами. Везде. Дома, в институте, на работе. Так вот, я расскажу вам о бомбоубежище в розовых тонах.
Не важно, как вы ответили на первый вопрос. В любом случае, вы правы. Даже если ответили какую-нибудь хуйню, отличную от банального «да» или «нет». Что главное в бомбоубежище? Правильно, есть ли с собой алкоголь. Если он есть, это круто, если его нет - то вообще ништяк! Наше тело-кладезь безграничных возможностей. Мне нравятся люди, безграничность возможностей которых ограничена головою. Чуть меньше нравятся те, кто решил ограничить безграничность возможностей пределами беспредельных способностей своего тела. И совсем не нравятся те, кто безграничность возможностей своих проявляет лишь в глупости. С прискорбием отношу себя к третьей группе, но вопрос сейчас не о комплексах, а о любви. Я уже подзабыл, вы в нее верите?
Ах да, мне ж глубоко насрать на ваш ответ. Я верю! Наклонный вход и длинный ходок. Слишком длинный. Серый бетон стен неровными краями отбрасывает в луче фонаря причудливые тени, напоминающие крошечных насекомых, притаившихся на шероховатой поверхности. Нежность прикосновения, бездонность глаз. Весь мир вне фокуса. В конце закрытая герметическая дверь. Поворот штурвала и без всякого намека на скрип, она открывается. За ней еще одна такая же. Открытая. Розовые стены. Розовые, как мечта. Только с белой каёмочкой. Вероятно и у мечты должна быть каёмка, но точно не знаю, видел лишь осколки. Они лежали в одной куче со счастьем. А в бомбоубежище не было ни одной кучи. Оно пусто, как сердце Снежной Королевы.

Читать дальше

Патефоны, мелафоны, тарбаганы, инвентарь,
Абырвалги, шишка… ВОМДы? На хуй всё, пойдем в бомбарь!

Клей сегодня сыграл со мной злую шутку. Он приклеил то, что клеить не нужно. Слипся не мозг, слипся ботинок. А точнее, приклеился. Перенесемся на пять минут назад. Стою я такой весь из себя трезвый в очереди в Сбербанке, надел улыбку идиота, блуждаю взглядом по сторонам. Стою за женщиной бальзаковского возраста, нервно теребящей небольшой пакет. Ругаю про себя это странное отделение, в которое меня занесло, оснащенное неработающим терминалом для выдачи талончиков так называемой электронной очереди. Вот настал долгожданный момент, когда от окошка отошел грузный мужчина, который почему-то ругал советскую власть, и женщина передвинулась на шаг вперед. Я сделал такой же шаг и занял место, на котором она стояла секунду назад. Стоял не двигаясь, лишь башкою по сторонам крутил, да придумывал эпитеты, характеризующие данное отделение. Вдруг женщина заахала, заохала и начала стряхивать что-то со своей дубленки. Так как аханья и оханья сопровождались активной жестикуляцией, я невольно шагнул назад.

С этого момента мир начал неожиданно меняться. Стены отделения вдруг тряхнуло и они начали невероятно быстро заваливаться в сторону. Так же неумолимо ко мне приближался пол. И делал это ровно до тех пор, пока не ударил по голове. Вот тут я начал понимать, что мир-то не изменился, катастрофы вселенского масштаба не произошло, а произошла катастрофа микроскопического характера – человек приклеился к полу. Ну почему эта, блядь, кошёлка сама не приклеилась на вытекший у нее из сумки клей? Я сидел на полу и пытался отодрать от мраморного пола свои ботинки. Женщина исчезла после первого же сорвавшегося с уст нецензурного слова. Есть мнение, что она очень правильно поступила, растворившись до того момента, когда я успел опомниться.

Сочувствовавших был полный зал. Зал и небольшая каморка. Работники Сбера тоже были в восторге от происходящего и с нескрываемым интересом и наглостью, снимали всё на мобильники. С помощью двух энтузиастов, от пола был отодран один ботинок. Второй отдирали с помощью лопаты, любезно предоставленной заведующей отделения, и… ботинок оказался прочней. А лопата безнадежно погнута. Но ботинок всё же был спасен и с почестями возвращен левой ноге.
Прошло еще двадцать минут. Я купил в киоске пакет кефира и с наслаждением поднял тост за испорченную дубленку. Потом, вероятно, я купил пива… Вероятно. Но не уверен.

Очнулся в бомбоубежище. На руке за веревочку болтается какой-то фонарь, светящий в режиме бычка. Нажав несколько раз на кнопку, понял, что это максимальный и, в общем-то, единственный режим. Когда эта тлеющая китайская палочка выхватила мои ноги, охватил ужас. Но при ближайшем рассмотрении, оказалось, что всё не так страшно. Просто на ногах не было ботинок. Были тапочки. Белые. Меховые. У выхода валялся мой портфель, с документами, фотиком, недавно купленным телефоном и… тремя тюбиками клея.

ЗЫ. А знаете, как тяжело ночью поймать машину, когда на ногах огромные белые тапочки с ушками?

Ниже будет то, что оказалось на фотике. Без описания. Потому что видел я эти помещения на мониторе впервые и рассказать мне, собсна, нечего.

Читать дальше

По-хорошему, этот пост можно было поместить в туризм, но, зная, что большинству читателей столько букв не осилить, размещу в объектах. А для тех, кто всё же решится, прокручивайте к чертям эти убогие фотки, вместе с надкатным текстом и читайте то, что будет после длинной линии.

Вычислительный центр и пустое убежище.
Началось всё с того, что я поссорился с девушкой и грубо послал ее на хуй, нежно спустив с лестницы ее вечно тявкающего йорка. В связи с этим радостным и долгожданным событием, встретился в кабаке с товарищем, который пришел на двух пятках и притащил с собой еще две. Это к делу не имеет ни малейшего отношения, но после встречи я был весел и готов к подвигам. Подвиг не заставил себя долго ждать и вырос в виде вентиляционного оголовка прямо перед моими ногами. На душе было хорошо и спокойно, в голове шелестел лёгкий пьянящий ветер свободы.

Внизу было темно, мрачно и пустынно. На стенах блестела конденсатом мохнатая плесень, расслабляющая тишина разрывалась лишь шарканьем моих ног, ровный слой пыли разлегся на выключателе, при нажатии на который не произошло ровным счетом ничего, приятная атмосфера покинутого и забытого лет двадцать назад помещения гармонично вписывалась в моё настоящее состояние. Что-то много бесполезных слов сгенерировал уже. Если короче и одним словом, отбросив никчемную лирику, то бомбарь – говно. Вычислительный центр несколько интересней, но погулять там особо не сложилось.

Читать дальше

15 фоток и много буков ждут вас!

Вечер. Хотелось пить. Вечером всегда хочется… И пить в том числе. Хотя днем тоже. Порой сильнее, чем вечером. Но старшие по званию пить не велят. Старшие по званию велят въёбывать. А когда въебываешь, хочется пить. Особенно вечером.
***
Кефир. Он в руке. Литровый пакет с сука сычужными ферментами. Откуда он взялся? Вопрос без ответа. Производитель остался инкогнито, указав лишь АЯ в Шуе. Шуевый кефир с сычужным ферментом.
***
Телефон. Он тоже в руке. Обычно в портфеле, но сейчас в руке. Потому что звонит. Звонит настолько назойливо, что пришлось открыть портфель и найти его в кипе бумаг.
***
Автобус. Охренно зеленый. Пришелец из будущего на типа экологически чистом топливе. А в руке кефир. И телефон. Одна нога уже в зеленом красавце, вторая на мокром тротуаре. Лучший пассажир – это полпассажира! - сказали двери автобуса. Суканах! – сказал я. Заебись! – сказал кефир, медленно стекая по куртке и брюкам. Пиздец! – сказал телефон, весело подпрыгивая с тротуара на мостовую. В парк! – сказал динамик автобуса. Неудачник! – сказал внутренний голос.
***
Тротуар. Вечер. Хотелось пить. И жить. Жить в том мире, который был три минуты назад. В том мире, когда последний автобус еще стоял на остановке, а в руке был кефир… И телефон. Но это было три минуты назад.
***
Сухо, тепло. Алкоголь плавно разливается по телу. Так же плавно, как это делал кефир. Только алкоголь был внутри, а кефир снаружи. Вокруг был подвал. Подвал с встроенным бомбоубежищем. Как тело, облитое кефиром тут оказалось, не знало даже это тело. Откуда в руке, которая недавно держала кефир, появился алкоголь, тело тоже не было осведомлено. Да и не важно это абсолютно. Ведь тут тепло и сухо. А еще есть свет и вода. Можно смыть с куртки этот воняющий кефир с сука сычужным ферментом, но в руке был алкоголь. Алкоголь без сычужных ферментов. Хотя сычужного фермента не должно было быть даже в кефире, но он там был, поэтому вонял особенно рьяно. Алкоголь. Алкоголь.
***
Ночь. Где-то капает вода. Ночью она всегда капает, где бы ты ни был. А в подвале особенно громко и назойливо. Назойливее телефона, звонящего из портфеля. Телефон. Его больше нет. Впрочем, так же, как и алкоголя. А кефир, с сука сычужными ферментами, был! Все помещение было пропитано этим отвратительным кисломолочным запахом. Тело не слушалось, но пошло на поиски воды.
***
Утро. Куртка и брюки на батарее. На вид чистые. На ощупь мокрые. Рука. Что за нахуй? В ней алкоголь. Откуда на этот раз? Еще одна загадка. Хотя пора бы уже и привыкнуть к внезапному появлению и исчезновению предметов. Вот, например, телефон. Он был вчера. Вчера. Вчера ли? Ну, хуй знает, время исчезло вместе с телефоном. О, алкоголь, привет.
***
Голова. Ёбаный стыд! Ты чья? Жалко ее обладателя, ведь ее зажали в невидимые тиски. Алкоголя уже нет. А голова есть. Лучше бы наоборот.
***
Фотик. Нахуй ты мне нужен, друг? Лучше бы ты был телефоном. Или алкоголем. Но был фотик. И начали рождаться фотки.
***
Изображение на дисплее. Сука, стой! При перемещении фотика на расстояние вытянутых рук, плыл еще и сам фотик. Вместе с руками. И стенами. Но кнопка была на месте. Клац!

Читать дальше

Карандаш. Сейчас он темно-красный. Такой, как лужа венозной крови у подъезда на Люсиновской. Насколько гармоничным продолжением был его ластик, что скульптуры Микеланджело меркли на его фоне. Эта изящная светло-серая резинка со стесанными краями была бесподобна. Я смотрел на нее и понимал, что ничего прекраснее этого куска каучука с примесью фактиса и серы, просто не существует. И настолько красиво это соединительное кольцо с изумительной перфорацией, что казалось, его можно крутить вечно. Чем я, собственно, и занимался, ибо других занятий у человека, прикованного наручниками к столу, все равно быть не могло. Живот с ребрами продолжали болеть, отвлечься не получалось. Перед глазами стояла картинка, как в брюхо прилетает приклад АК, потом снова. Я обернулся. Два срочника у двери напряглись.
-Да нормуль всё, ребята, я ж пристегнут, не парьтесь.

Лифт. И черт меня дернул кататься на этом лифте! Трезвый человек спустился бы один раз и гулял спокойно, но надо ж было вверх-вниз раз 8 проехать.. Я не знаю, как это объяснить, но ездить на лифте, который идет под землю, это ни с чем не сравнимое ощущение. Особенно, если ты в измененном состоянии сознания. Особенно в нем. Наверное, лифт тут и ни при чем, все дело в карандаше. Карандаше и его ластике. Стоп, карандаш появился сильно позже. Тогда его еще не было. Было только состояние. Или сознание? Не, ощущение! Ощущение того, что погружаешься в чрево огромного мира. Не того, что вокруг, а мира тайного, невидимого всем остальным. Как в американских фильмах про тайные лаборатории. Жюль Верн… Путешествие к центру Земли. Уже сегодня! На этом самом лифте! Да! Ниже, еще ниже, ДА! Чуть вверх и снова вниз, вниз, вниз! Центр земли, я иду к тебе! Ехуууу! Я спускаюсь! Спускаюсь сквозь пласты различных пород, эпох. Остановка. Чуть вверх и далее в бескрайнюю темноту! Очередная промежуточная остановка, и… Ебать! Здравствуйте...

Под катом только текст